«Хорошая квартира: как AdVita помогает подопечным с жильем»

Попетляв по сплетению переулков Петроградской стороны, мы с фотографом Викой выходим на Кронверкскую улицу. У здания с изящными фронтонами и выступами балконов разбит палисадник: нежные цветы, невысокие кустики и деревья. Входим в парадную через деревянную резную дверь. Нас обдает прохлада старого благородного дома. Кованые прутья перил, скромная лепнина. Застываем в небольшом квадратном холле, разглядывая красоту.

– Девушки, здравствуйте. Вы в какую квартиру? – Навстречу нам тут же выходит приятный, но немного обеспокоенный охранник.
– Здравствуйте. Во вторую.
– Это вам сразу налево, – объясняет охранник. 

Мы поднимаемся по широкой и невысокой лестнице – всего пара-тройка ступенек. «Наверное, специально подобрали такое положение квартиры, чтобы в случае чего можно было легко спустить инвалидную коляску», – думаю я.

В квартире живут маленькие подопечные фонда AdVita с родителями, в основном – мамами. Всего таких квартир в Петербурге 20, все они находятся на Петроградской стороне, чтобы было близко к «Горбачевке» – НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии им. Р. М. Горбачевой. Здесь врачи каждый день помогают детям и взрослым бороться с лейкозами и раковыми опухолями.

Лечение обычно длится долго – от пары месяцев до нескольких лет. На время терапии пациентам нужно жилье в Петербурге. Лечение стоит дорого, поэтому лишних денег у семей нет. Да и условия нужны особые: предельная стерильность, удобная ванная, просторная кухня. Далеко не каждая гостиница сможет обеспечить их, но фонд это предусмотрел. Все расходы AdVita берет на себя, подопечные оплачивают только коммунальные услуги, деля их на всех – выходит около 800 рублей в месяц на жильца. Если собранная сумма оказывается больше той, что указана в квитанции, деньги идут в резерв. Эти средства нужны, чтобы оплатить работу сантехников, электриков, когда нужна их помощь. А еще часто приходится обновлять постельное белье и бытовую технику.

Вика, фотограф, нажимает на кнопку звонка. Почти сразу дверь отворяется, мы входим в просторный длинный коридор. Потолки – высоченные, метра под три. Здесь так много света и воздуха! На стенах, по высоте детского роста – большие многоразовые раскраски. Есть и стеллаж с разнообразными игрушками. Какие-то принесли сотрудники AdVita, другие – оставили как знак поддержки предыдущие жильцы. 

Нас встречает невысокая женщина в простом домашнем халате. У нее светлые волосы, выразительные мягкие скулы и темно-карие глаза. Это Гульнара – старшая по квартире. 

– Можете не надевать тапочки, девочки. У нас чисто, – говорит Гульнара. 

За чистотой мамы и бабушки здесь и правда следят пристально – любая незначительная инфекция может серьезно навредить их детям и внукам. Гульнара провожает нас на кухню. На холодильнике висит график уборки всех зон в доме: все серьезно, под личную подпись. Моющие и чистящие средства, гипоаллергенный стиральный порошок кончаются быстро. О том, чтобы они всегда были на месте, заботятся жертвователи и партнеры фонда AdVita. 

За небольшим круглым столом, где сидим мы с Викой, по вечерам располагаются жительницы дома – разговаривают, обсуждают диагнозы и протоколы лечения, делятся надеждами и переживаниями. Для одних опыт жизни в «коммуналке» – новый, другие жили так, когда были студентками. Но здесь все иначе: никаких ссор, у всех одновременно большое общее, и свое личное, очень важное дело. 

– Район замечательный. Все близко: и продуктовые, и аптека и главное – больница. Это важно и для тех, кто на лечении, и кто после трансплантации, реанимации. Если кому-то нужно выйти в магазин, то другие девочки присматривают за детьми, – рассказывает Гульнара.

Если врачи разрешают гулять, мамы выходят с детьми ненадолго в парк. Он тоже совсем рядом.  

«Вольница» 

Гульнара живет в дальней комнате вместе с сыном, шестилетним Мурадом. У него уже прошла трансплантация костного мозга. Мурад средний в семье. Всего у Гульнары трое детей: еще старший мальчик и младшая девочка. За ними, пока мама с братиком на лечении, приглядывает отец и большая семья. 

– Мы живем в деревне в Дагестане. Там горная река с холодной и прозрачной водой, парни бегают купаться. Днем-то зной. А ночи совсем не как в Петербурге – темные-темные и небо в звездах. Бывает холодно, и мы даже летом кутаемся в одеяла. Ветер такой, что комаров нет, сдувает. Кругом – зелено, детям – вольница, играй целый день на свежем воздухе, – вспоминает Гульнара. – Мураду, конечно, первое время было тяжело и непривычно сначала в больничной палате, а потом в четырех стенах, когда почти ничего нельзя.

Мурад стесняется меня и Вику, теребит маленькими пальцами робота и поглядывает на маму. Роботов у него много, это любимые игрушки. Причем признает Мурад только черных, синих, серых или белых трансформеров. Даже красные кажутся ему слишком девчачьими. Когда я замечаю на стене картинку, Мурад немного расслабляется. 

– Это кит на Луне, – объясняет мальчик. – Я его в больнице рисовал, когда к нам художница приходила и проводила урок.   
Под картинкой висит цветной алфавит с крупными буквами. В этом году Мурад должен пойти в школу, удастся ли – Гульнара пока не знает, но повторяет с сыном азбуку и цифры. 

«Детский сад»

– Называйте меня как и все – бабушка Лариса, – отвечает приятная женщина в очках. 
Ларисе на вид чуть больше пятидесяти. Она занимает комнату с необычной планировкой. Пространство разделено тонкой стеной – один кусочек побольше. Там стоит двуспальная кровать – это для внука Ларисы – Тимоши – и его мамы. Сейчас они в больнице после операции. Мальчику недавно удалили опухоль. Лариса приехала помогать дочери и живет во второй, небольшой части комнаты.

Женщина родом с Урала, из Перми. Лариса работала на заводе, а как вышла на пенсию, устроилась кондуктором. Когда у трехлетнего внука обнаружили рак и повезли мальчика в Петербург, получила расчет и рванулась к «кровиночке».

– Я все понимаю, дочери сейчас нужна будет помощь: по хозяйству, в магазин сбегать, поесть приготовить.Тимоша совсем плохо кушает, ему нужна мама рядом, уход, а если ей все самой придется делать?! Это никуда не годится, – рассказывает Лариса.

На деревянном столике – кроссворды и журналы. Он стоит у большого чистого окна. Комнату заливает солнечный свет.

– Тимоша в садик ходил, они отдыхать вместе ездили, жили в доме за городом. Раз в месяц ко мне приезжали. Вот откуда она взялась? – Я почему-то сразу понимаю вопрос Ларисы и замолкаю. – Помню, он на прогулке с группой споткнулся нечаянно, налетел на какую-то деревяшку. Здоровый синяк был. А потом в том же боку нашли эту опухоль, – вздыхает она, понимая, что дело совсем не в садике и не в деревяшке. Дело – непонятно в чем, и даже врачи не смогут ей объяснить, откуда у Тимоши взялась болезнь.

Пока внука нет, комната Ларисы превратилась в детский сад, к ней прибегают все малыши в квартире: и непоседа Мурад, и худенькая сдержанная Вика.  

Трехлетняя Вика с мамой Юлей живут через одну комнату от Ларисы. Туда мы не попали, девочка спала. Юля, экономист из Нижнего Новгорода, только немного приоткрыла дверь, старательно выкрашенную белой краской. Прямо у входа стоит старинное черное фортепиано с медными подсвечниками. Юля музыку не очень любит, а вот ее соседка Катя музыкой живет. 

«Белая эустома»

Катя – высокая красивая шатенка. Кожа – бледная и тонкая. Густые вьющиеся волосы убраны ободком, так что виден белый покатый лоб. Кате 21, мы погодки. У меня через несколько дней – выпускной в университете, у Кати – консилиум, где ей назначат план лечения от лейкоза.

– Врачи здесь все очень профессиональные, чуткие, обходительные, – отмечает Катя.

С семи лет она ходила в музыкальную школу по классу скрипки, потому что сама захотела и не принимала возражений. За несколько месяцев до финального отчетного концерта решила, что будет поступать в училище – а потом в ростовскую консерваторию. 

– Мне никогда не хотелось насовсем перебраться в Москву или Петербург. Я люблю путешествовать, раньше мечтала получить контракт на круизном лайнере. Мне нужно периодически отрываться от дома, но всегда знать, что он есть, и возвращаться, – рассказывает Катя.

Она успела поработать и в музыкальной школе с детьми. Раньше Катю увлекала классика, а с 19 лет девушка влюбилась в джаз и начала петь, хоть и опровергает миф, что у всех скрипачей абсолютный слух. У нее бархатное меццо-сопрано.

–  Не понимаю, когда в музыкалку отдают малышей с трех лет. Лишают детства и как бы заранее предопределяют судьбу, не спросив ребенка, кем он хочет быть. С ними занимаются жестко. У меня было не так. К нам в школу пришла тетя, которая играла на бандуре. Меня увлек не ее инструмент, а музыка, – говорит Катя.

В Петербург, куда ей пришлось перебраться с мамой Людмилой, скрипку девушка не взяла. Из-за катетеров инструмент нельзя разместить под подбородком на ключице. 

На подоконнике – огромный букет из белой эустомы. Это любимый Катин цветок, похожий на маленький розовый куст. Его девушке подарила петербургская подруга на день рождения. 

– Это романтичный цветок, нежный, но сильный – стоит очень долго, – делится Катя.
    
И у нее, Вики, Тимофея, Мурада впереди еще много непростых испытаний. Но мне нравится думать, что подопечным помогают и врачи, и сотрудники фонда, и жертвователи, и, конечно, хорошая квартира, в которой они оказались в непростое время. 

Анастасия Романова
Фото Виктории Бобрович

Поддержать программу «Социальная помощь»