«Если не помогаю, то на душе кошки скребут»

Когда Катю Балюк спрашивают — почему она так много лет занимается волонтерством, она отвечает: «Просто не могу иначе, родилась такая — с чрезмерно развитым чувством сострадания. Если не помогаю, то на душе кошки скребут». Катя рассказала о том, как она впервые стала ездить в больницы к детям, какие шишки набивала и как ей удалось не перегореть, а сделать волонтерство своей профессией.

Не жалость и любовь, а конкретная помощь

Сейчас Катя — штатный сотрудник благотворительного фонда AdVita, но волонтерство в ее жизни началось 13 лет назад, когда она жила в Москве.

— Я работала на обычной офисной работе, но была юной, очень активной, мне очень хотелось помогать,— вспоминает она. — Я пыталась сначала ездить как волонтер в детские дома, но это было физически сложно, так как они находились далеко в Подмосковье. Потом я узнала про фонд «Подари жизнь», заполнила их анкету, прошла обучение и стала волонтером квартирного проекта.

Катя очень хорошо помнит самый первый день своего волонтерства. Ее назначили куратором одной из квартир, где жили подопечные фонда — мамы с детьми, которые приехали в Москву лечиться от рака. В задачи волонтера-куратора входило помогать родителям, следить, чтобы в квартире не возникало проблем, а еще посидеть с детьми, если маме надо отлучиться.

— Я пошла знакомиться к «моим» подопечным, наполненная воздушными намерениями «причинить добро», — рассказывает Катя. — Я представляла себе, как они откроют дверь, я поздороваюсь и мы чуть ли не сразу начнем обниматься. Реальность сильно не соответствовала моим восторженным и наивным ожиданиям: дверь открыла одна из мам, посмотрела на меня и со словами «Что, опять очередная из фонда?» развернулась и ушла. Это, конечно, был удар, но он помог мне проанализировать ситуацию. В следующий раз я пришла с блокнотом и ручкой и стала спрашивать, какие конкретные проблемы я могу помочь решить. И мамы рассказали, что им не хватает раскладушек, что мало постельного белья и не работает плита. В том числе и та мама, которая сначала так резко на мой приход отреагировала, стала общаться гораздо дружелюбнее. Так я усвоила первый урок общения с подопечными — им не так нужна моя жалость и любовь, как конкретная помощь по насущным вопросам.

Какой толк просто сидеть и сострадать?

Потом Катя вышла замуж, переехала в Петербург. Но уже не могла представить свою жизнь без волонтерства, поэтому первым делом отправила заявку в фонд AdVita.

— В Питере я сразу окунулась в волонтерство, — говорит Катя. — Мы постоянно ездили в больницы, участвовали в акциях, мастер-классах, были то аниматорами для детей, то Снегурочками… Это меня очень поддержало, ведь первые годы я была потеряна в чужом городе, где никого не знала кроме мужа. У нас была сплоченная команда волонтеров, с которыми мы дружим до сих пор.

По словам Кати, ее коллеги и друзья знали, что она посвящает свое свободное время поездкам в больницы, но честно признавались, что для них видеть болеющих раком детей — это слишком тяжелое зрелище.

— Я понимаю, что больничное волонтерство не каждому подходит, — соглашается Катя. — Тем не менее лично у меня не было страха видеть детей в больницах и играть с ними. Конечно, я испытываю сострадание и к детям, и к их родителям. Но я думаю про себя — какой толк, если я буду просто сидеть и сострадать? Лучше трансформировать мое сострадание в помощь!

Прислушиваться к себе и не перегореть

Катя на своем опыте убедилась, что волонтер должен всегда прислушиваться к себе и своим ощущениям. Это важно, чтобы в какой-то момент не перегореть.

— Когда я сама стала мамой, я в какой-то момент поняла, что волонтерство в больницах сейчас — не для меня и сделала осознанную паузу, — объясняет Катя. — Потому что я стала переносить ситуации, которые видела, на себя и своих детей. И глубоко в это погружаться. Потом, когда дети немного подросли, я вернулась к активному больничному волонтерству и научилась проживать возникающие эмоции и не нести их в семью.

В фонде AdVita волонтерство в больницах построено так, что волонтеры работают в команде и могут при необходимости получать поддержку друг от друга. Кураторы стараются минимизировать личное общение конкретного волонтера и подопечного, потому что плотное общение с кем-то из подопечных иногда может стать для волонтера травмирующим.

— У меня был такой опыт еще в Москве, — вспоминает Катя. — Там система была построена на постоянных личных контактах, поэтому я ходила и помогала маме конкретной девочки. Девочке становилось хуже. Я, как любой человек, поддерживала маму, говорила, что все будет хорошо, мы справимся. Но потом девочка умерла. Мне было тяжело — я испытывала чувство вины, что не сдержала свое обещание. Я поддерживала маму в ее горе, но теперь я стараюсь таких обещаний не давать.

По опыту Кати, люди, только начинающие быть волонтерами, иногда совершают типичные ошибки — хотят участвовать везде и сразу, всем помочь и все изменить к лучшему.

— Люди полны энергии и готовы волонтерить хоть каждую неделю, берутся за любые задачи, но не распределяют свои силы и в итоге через полгода ожидаемо выгорают и пропадают, — объясняет Катя. — Мы, конечно, заинтересованы, чтобы волонтер оставался с нами долгие годы, поэтому призываем новичков помогать в спокойном темпе, и не стыдиться брать паузы. А еще — не пренебрегать супервизиями (беседы с психологом с разбором рабочих ситуаций). Многие отмахиваются: «Со мной все в порядке, мне супервизия не нужна!» Я и сама так поступала. Но потом ощутила, что все равно внутри накапливается то, чем хочется поделиться и хорошо, когда эти сложности есть кому рассказать.

Иногда новички-волонтеры уверены, что им удастся совершить кардинальные изменения в системе благотворительности, соцпомощи и здравоохранения.

— Им кажется, что стоит «достучаться до начальства», и сразу и законы поменяют, и деньги появятся, — говорит Катя. — Но потом таким активистам бывает непросто сталкиваться с реальностью.

Волшебство семейных выездов

Сейчас Екатерина Балюк работает в волонтерском отделе фонда AdVita координатором реабилитационного направления. У нее много задач, в том числе перезапуск семейных выездов на выходные для подопечных в ремиссии и их родных. Такие выезды очень поддерживают семьи, где ребенок или взрослый перенес серьезное онкологическое заболевание. Выходные помогают им вспомнить, как это — отдыхать, просто проводить время всем вместе.

— Это настоящее волшебство, как меняются все члены семьи после семейных выходных, — убеждена Катя. — Когда папы, которые в начале поездки говорили, что не будут ни в чем участвовать, плачут при прощании с волонтерами в конце программы. Когда мамы, боявшиеся отпустить ребенка на шаг от себя, спокойно разрешают ему гулять и играть с волонтерами. Когда дети-подростки признаются, что они никогда так не проводили время с семьей. Нас, волонтеров, такие программы тоже наполняют, мы видим горящие глаза подопечных, мы видим результат. Ты понимаешь, что все твои усилия были не зря и ты сделал жизнь людей лучше.

«Не могу иначе»

Новые знакомые часто спрашивают Катю — зачем она так долго и плотно занимается волонтерством? Ведь можно было бы посвятить это время и потраченные ресурсы себе, своим хобби, отдыху, семье. Катя признается, что и сама себе много раз пыталась ответить на этот вопрос.

— Я уже и про психологические травмы детства думала, и про какие-то мифические грехи предков, — смеется она. — Но потом смирилась: я просто не могу иначе. Вот такая я родилась, с чрезмерно развитым чувством сострадания. Когда я вижу, как кому-то плохо, я не могу с этим мириться. Надо что-то делать, как-то помогать, иначе на душе скребут кошки. Ты чувствуешь, что должен, и когда ты это делаешь, тебе становится хорошо. Я рада, что есть другие волонтеры. Они не спрашивают, зачем я трачу свое время на помощь другим. Они понимают мои мотивы, потому что сами такие же — не могут не помогать.

Любовь Румянцева